Мы расспросили социолога Искандера Ясавеева о том, как обычные люди превращаются в злодеев и почему будучи анонимными они совершают насилие, на которое не способны под своим именем.
Искандер Ясавеев — социолог, старший научный сотрудник Центра молодежных исследований НИУ «Высшая школа экономики».
— В колонке на Idel.Реалии вы говорили, что, будучи анонимными, люди готовы причинять значительно более сильную боль другим. И наоборот, если имена и лица людей открыты, они чувствуют личную ответственность за свои действия и применяют насилие реже. Почему это происходит? Каков психологический механизм, превращающий обычных людей в злодеев?
— Поскольку я социолог, то могу попытаться объяснить этот механизм со своей точки зрения. Действия людей определяются множеством факторов, в том числе — в значительной степени — их включенностью в сети отношений с другими людьми. Например, можно говорить о социальных ролях, то есть о соответствии действий ожиданиям других людей. Анонимность может блокировать влияние этой включенности и вызывать у людей ощущение обезличенности и отсутствия персональной ответственности. Предполагаю, что люди, у которых не очень развит самоконтроль, действия которых в основном определяются внешним, подчас жестким надзором (а именно такими может быть большинство сотрудников силовых ведомств) особенно уязвимы перед этим дегуманизирующим воздействием анонимности. В результате анонимизации культурные барьеры перед насилием и причинением боли становятся легко преодолимыми.
Я мог бы провести параллели между действиями обезличенных омоновцев и росгвардейцев, лица которых скрыты, и разъяренной толпой, убивающей людей. Люди в толпе точно так же чувствуют себя анонимными и совершают действия, которые никогда бы не совершили вне толпы.
— Какие эксперименты и исследования это доказали?
— Известна целая серия исследований, которые высвечивают серьезные последствия анонимности. Я слушал лекции социального психолога из США Филиппа Зимбардо и изучал его работы. Зимбардо, описывая дегуманизирующее воздействие анонимности, ссылается на данные собственных экспериментов с деиндивидуализацией, экспериментов Стэнли Милгрэма по подчинению авторитету и исследований антропологов.
В частности, Роберт Уотсон изучал феномен изменения внешности воинами на материале десятков культур и обнаружил, что в тех культурах, где воины ритуально изменяли свою внешность — раскрашивали и скрывали лица, они были гораздо более жестоки к врагам, чаще убивали, пытали и калечили их. В знаменитой экспериментальной серии Стэнли Милгрэма участники легче причиняли значительную боль «ученику», если он был отделен от них — находился за стенкой, тогда как непосредственный личный контакт «глаза в глаза» значительно уменьшал вероятность подчинения бесчеловечным приказаниям «авторитета».
— Методику проведения Стэндфордского тюремного эксперимента критиковали. Французский социолог и режиссер Тибо Ле Тексье говорил, что фактически Стэндфордский тюремный эксперимент был инсценировкой и не имеет научной ценности. Почему исследованиям эффекта анонимности стоит верить?
— В Стэнфордском тюремном эксперименте Филиппа Зимбардо также присутствовали элементы деиндивидуализации: форма и темные очки «надзирателей», но непосредственно эффект анонимности, насколько я понимаю, не изучался. Поэтому критика этого эксперимента, на мой взгляд, не имеет прямого отношения к вопросу о последствиях анонимности. Что касается эксперимента Стэнли Милгрэма, то похожие исследования проводились много раз в разных странах и давали сходные результаты.
— Оказали ли эти эксперименты какое-то влияние на устройство систем исполнения наказаний, армии, правоохранительной системы в Европе и США?
— Множество исследований высвечивают, что одним из решающих факторов, способствующих насилию в тюрьмах, полиции, армии, является непрозрачность этих ведомств. А анонимность — это разновидность непрозрачности.
Изменения таких систем, минимизирующие насилие, возможны и осуществлялись в разных странах, в том числе в США и Европе. Исследователи нередко выступали экспертами, принимая участие в парламентских слушаниях и работе различных государственных комиссий. В России, к сожалению, власти в гораздо меньшей степени используют научные данные при принятии решений.
